Надя Толоконникова, конечно, потрясающая
https://www.facebook.com/tolokno/posts/890750117622541
"Два с половиной года назад, когда я сидела сами-знаете-где, мне в руки попалась статья одного поэта Осипа Мандельштама о другом поэте, Франсуа Вийоне. Я не знаю, зачем и как я открыла эту статью - ведь ни один, ни второй поэт, ни поэзия в целом никогда не вызывали во мне замечательных чувств.
Однако в исключительных обстоятельствах - таких, как тюрьма или война - появляется необычайный шанс открыть для себя то, что в другом, обычном мире совершенно точно осталось бы неисследованным. В этом смысле тюрьма и война парадоксальным образом снимают с человека ответственность: в ситуации радикального ограничения свободы воли остается только лишь внимательно всматриваться и вслушиваться в то, что преподносит судьба. Сможешь ли ты прочитать знаки, сможешь ли понять? Это останется на твоей совести. И это зависит от того, насколько упорно ты работал, насколько честно с самим с собой ты жил до - до того самого исключительного момента, до момента летящей мимо тебя пули или опускающейся на лицо ржавой тюремной решетки. И если ты жил в полную силу и, конечно, если тебе повезет, то в тех страшных для слишком человеческого в тебе ситуациях, когда ткань реальности трещит и рвется на глазах, ты сможешь понять важное.
Тогда, в московской тюрьме, я выучила слова Мандельштама о Вийоне, которые обернулись его словами обо мне: "Пассивность его судьбы замечательна. Она как бы ждет быть оплодотворенной случаем, все равно - злым или добрым. В нелепой уличной драке Виллон тяжелым камнем убивает священника Шермуа. Приговоренный к повешению, он апеллирует и, помилованный, отправляется в изгнание. Бродяжничество окончательно расшатало его нравственность, сблизив его с преступной бандой lа Coquille <"Раковина" (фр.) - название известной шайки разбойников. Ряд стихотворений Ф. Вийона написан на воровском жаргоне.>, членом которой он становится".
Я не убивала священника и не гуляла с разбойниками, но слова Мандельштама о судьбе Вийона оказались описанием моего пути. Я не требую властно и истерично нужного мне от жизни, я не хочу овладевать ей, как хотят этого дети века Просвещения и прогресса, я убеждена, что выражение “быть хозяином своей жизни” в корне неверно описывает роман человеческого существа и мира, и я не верю вслед за правнуками Платона, что жизнь окажется мягкой глиной под пальцами, готовая воплотиться в указанную мной форму. Я ценю силу трения и сопротивление материалов, я уповаю на процесс и случай, которые, если к ним подходить с чуткостью и вниманием, не подведут."
"Два с половиной года назад, когда я сидела сами-знаете-где, мне в руки попалась статья одного поэта Осипа Мандельштама о другом поэте, Франсуа Вийоне. Я не знаю, зачем и как я открыла эту статью - ведь ни один, ни второй поэт, ни поэзия в целом никогда не вызывали во мне замечательных чувств.
Однако в исключительных обстоятельствах - таких, как тюрьма или война - появляется необычайный шанс открыть для себя то, что в другом, обычном мире совершенно точно осталось бы неисследованным. В этом смысле тюрьма и война парадоксальным образом снимают с человека ответственность: в ситуации радикального ограничения свободы воли остается только лишь внимательно всматриваться и вслушиваться в то, что преподносит судьба. Сможешь ли ты прочитать знаки, сможешь ли понять? Это останется на твоей совести. И это зависит от того, насколько упорно ты работал, насколько честно с самим с собой ты жил до - до того самого исключительного момента, до момента летящей мимо тебя пули или опускающейся на лицо ржавой тюремной решетки. И если ты жил в полную силу и, конечно, если тебе повезет, то в тех страшных для слишком человеческого в тебе ситуациях, когда ткань реальности трещит и рвется на глазах, ты сможешь понять важное.
Тогда, в московской тюрьме, я выучила слова Мандельштама о Вийоне, которые обернулись его словами обо мне: "Пассивность его судьбы замечательна. Она как бы ждет быть оплодотворенной случаем, все равно - злым или добрым. В нелепой уличной драке Виллон тяжелым камнем убивает священника Шермуа. Приговоренный к повешению, он апеллирует и, помилованный, отправляется в изгнание. Бродяжничество окончательно расшатало его нравственность, сблизив его с преступной бандой lа Coquille <"Раковина" (фр.) - название известной шайки разбойников. Ряд стихотворений Ф. Вийона написан на воровском жаргоне.>, членом которой он становится".
Я не убивала священника и не гуляла с разбойниками, но слова Мандельштама о судьбе Вийона оказались описанием моего пути. Я не требую властно и истерично нужного мне от жизни, я не хочу овладевать ей, как хотят этого дети века Просвещения и прогресса, я убеждена, что выражение “быть хозяином своей жизни” в корне неверно описывает роман человеческого существа и мира, и я не верю вслед за правнуками Платона, что жизнь окажется мягкой глиной под пальцами, готовая воплотиться в указанную мной форму. Я ценю силу трения и сопротивление материалов, я уповаю на процесс и случай, которые, если к ним подходить с чуткостью и вниманием, не подведут."
