Насущность этих вопросов проявляется особенно резко, когда вы располагаете, с одной стороны, описанием каких-то событий от человека, не склонного к фантазиям и не имеющего личной заинтересованности их исказить, а с другой - опровержением его рассказа людьми, хоть и не являвшимися непосредственными участниками событий, но компетентными в предмете обсуждения и накладывающими на него свое вето со словами "такого быть не могло".
Мне представляется наиболее приемлимым подход, выработанный Анной Ахматовой. На склоне жизни она посетовала, что уже не может писать мемуары о своих юных годах - некому будет их подтвердить. Анатолий Найман в своих воспоминаниях о ней пишет о том же: "Единственный способ доказать, что дело было так, а не иначе, она видела в своеобразной объективизации показаний, в привлечении к даче показаний хотя бы еще одного свидетеля того, как было дело. Она начинает свои заметки о Мандельштаме фразой: «... И смерть Лозинского каким-то образом оборвала нить моих воспоминаний. Я больше не смею вспоминать что-то, что он уже не может подтвердить». Это был прием почти юридический: семестр, который она проучилась на юридическом факультете Выших женских курсов в Киеве, дал ей знания по истории права... «два свидетеля неотводимых составляют полную улику»."
Такая требовательность к собственным свидетельствам внушает особое уважение, поскольку Ахматова была известна остротой своей памяти, которую она демонстрировала, постоянно подтверждая или опровергая факты, изложенные в других источниках. И только в таких собирательных свидетельствах видела возможность воссоздать историческую правду. Единоличным воспоминаниям Ахматова в объективности отказывала, заметив как-то, что "мы вспоминаем не то, что было, а то, что однажды вспомнили".
Верность ее подхода замечательным образом проявилась в одном малозначительном эпизоде, описанном Лидией Чуковской, смысл которого был впоследствии опровергнут Эммой Герштейн. При том, что Чуковская всегда была очень пунктуальная в своих записях, внося их в дневник обычно в тот же день, и изложившая все факты верно и в том случае. Как же это могло быть?
Лидия Чуковская записала в своем дневнике 10 августа 1939 года:
"- Дрова, которых у меня нет, - сказала Анна Андреевна [Ахматовой с Чуковской встретилась лошадь, везущая повозку дров]. – Их некуда положить. Весь сарай доверху занят дровами Николая Николаевича [Пунина - бывшего мужа Ахматовой].
Я спросила, как она думает, нарочно ли Николай Николаевич делает ей неприятности.
- Нет, не нарочно. Он даже был сконфужен, когда сообщил мне, что для моих дров места нет. «Понимаете, Аня, оказывается, наши дрова занимают сарай до самого верха!»"
Эпизод этот, при всей его незначительности, запомнился мне своей тоскливостью: великая русская поэтесса, вынужденная жить со своим бывшим мужем, который устраивает ей вот такие коммунальные пакости, отказывая в дровах по причине недостатка места в сарае. Судя по вопросу Лидии Корнеевны, она тоже отнеслась к реплике Ахматовой серьезно.
Видимо, эпизод показался тягостным многим, и на него обратила внимание в своих мемуарах Эмма Герштейн. Она привела в них изложение этого же случая в словах другого его свидетеля, Нины Антоновны Ольшевской. "Лидия Корнеевна описала в своих "Записках", как Пунин однажды отказал Анне Андреевне в возможности пользоваться сараем для дров - там, мол, все заложено его дровами. Но Лидия Корнеевна не поняла. Это было при мне, - Нина Антоновна рассказывает об этом очень уверенно. - Это он дразнил Анну Андреевну. Она слушала его с улыбкой. А на другой день все было распилено и уложено."
Эпизод этот показателен тем, что его по-разному излагают люди, известные беспристрастностью своих свидетельств. Изложения их точны и в этот раз. Но какой разный смысл!
И я все больше прихожу к тому, что лучшего подхода к оценке чужих историй не придумать - особенно в нынешнюю информационную эпоху. Алгоритм не так уж сложен: не имеют значения свидетельства всех, кто ранее был замечен во лжи или передергиваниях. К источникам же незапятнанным подход такой: их слова можно иметь в виду, можно цитировать, можно принимать на веру - но придавать им статус факта можно лишь после подтверждения или опровержения другими непосредственными участниками событий. "Два свидетеля неотводимых составляют полную улику".