Тот вечер на пароме закончился для Ингара тоже криминально: у него украли кошелек. Кражу стоит отнести к частному случаю мародерства, посольку существенных различий между Ингаром и мертвецом в ту ночь не наблюдалось. Наутро на машине Ингара мы двинулись дальше. Я сел за руль, а Ингар с разламывающейся от боли головой принялся морализировать. Основную ответственность за случившееся он взвалил на норвежский народ, который, по его словам, любит позариться на чужое добро ("Ты посмотри на наши налоги! Это ж ворье в законе!") Несколько удивленный такой фобией, я спросил, на чем основана его уверенность, что его обокрал норвежец.
"А кто еще? Впрочем, еще шведы могут. Норвежец или швед!"
На пароме были представлены в основном три нации: норвежцы, шведы и немцы и я поинтересовался, почему Ингар исключил из круга подозреваемых фрицев.
"А это честные люди, - отрезал мой приятель, - им чужого не надо".
Мы остановились на завтрак, после которого я вновь вернулся к теме воровских традиций разных народов, полагая, что крепкий кофе, быть может, привел Ингара в чувство. Но он оставался непреклонным. В конце концов я представил ситуацию, в которой человек находит на улице кошелек с большой суммой денег (миллион) и спросил, действительно ли Ингар полагает, что на немецкой улице такой кошелек обязательно отнесут в полицию.
"С большой вероятностью, - подтвердил Ингар, - с большей, по крайней мере, куда большей, чем в Норвегии".
Обратно из Ганновера я возвращался один, у Ингара была в Германии небольшая работа. Моим попутчиком в купе парома был немецкий студент. Я пересказал ему эту историю, спросив, что бы он сделал с найденным кошельком.
"Если была бы большая сумма, - честно ответил студент, - то взял бы. Я бы убедил себя, что такие деньги честно заработать нельзя".
