Каждому выдали пропуск и определили специальность. Мне достался чистильщик овощей. Выбора, впрочем, не было, кому что. Помимо чистильщиков были еще резчики хлеба, кто-то еще. Но нас, чистильщиков, было больше.
К работе приступили 20 июня. Работали через день, но по 12 часов - с 9 до 21. Обычно отпускали раньше. Когда мы только начали, ресторана не было и в помине - стены да двери. Первые дни уходили на уборку территории и сборку мебели. На зданиях во многих местах не было облицовки, лишь красные кирпичи. Было непонятно, как такое можно довести до ума за месяц.
В первых числах июля пригнали солдат. Они обеспечивали строительный аврал. Накануне приезда госкомиссии с Гришиным было ясно, что здания готовы не будут. В день приезда комиссии у меня был выходной, и в программе "Время" я узнал, что спорткомплекс принят с отличными оценками. На следующий день, придя на работу, я первым делом отправился смотреть, как им удалось облицевать кирпичную кладку. Не удалось. Красные кирпичи были залиты белой краской. Облицовку закончили уже после сдачи.
Пропуска, которые нам выдали, давали право бесплатного проезда на транспорте Москвы. Некоторые из нас пытались ездить бесплатно еще и на электричках, контролеры вначале перед видом пластиковых карточек пасовали, потом, видно, получив инструкции, эту халяву прекратили. В пригородном транспорте пришлось платить.
К началу игр (20 июля) все действительно было готово, хотя солдаты там дневали и ночевали. Объявились и штатные сотрудники ресторана, буфетов и продуктовых складов. Мы оказались как бы по ту сторону соревнований - в служебных помещениях. Нас порой пускали в зал посмотреть баскетбол или бокс (до сих пор помню драматическую игру СССР - Югославия, увы, нами проигранную), но, во-первых, пускали не всегда (зависело от настроения стоящего у входа в сектор чекиста), а во-вторых, не было времени - все время приходилось что-то делать. Разделения по присвоенным специальностям не было, что надо было, то и делали. Работники ресторана относились к нам по-разному - в основном как к подмастерью (кем мы и являлись), некоторые почему-то были недоброжелательны, но такие просто ко всем были недоброжелательны, но были (в основном из поваров) очень даже дружелюбные.
Если у нас, студентов, было какое-то ощущение причастности к истории, к чему-то необычному, что уже не повторится, то работники общепита отнеслись к олимпийской вахте куда более прозаично - принялись воровать. Сложнее всего было общаться с кладовщиками. У них это, видимо, была защитная реакция - на всех орать, всем хамить. Поскольку, чтобы официантом или поваром стать, надо хоть что-то да выучить, а ключами от дверей ворочать может каждый, свой мир кладовщики ограждали самым жестким образом. Получить что-либо у кладовщика для нас, студентов, было пыткой. Происходило это примерно так. Марья Ивановна посылает студента на склад, скажем, за красной рыбой. Склад закрыт, кладовщик где-то занят. Наконец находится.
Кладовщик: Да заебали, бля вы все! Хуль те надо еще?
Студент: Я от Марьи Иванны, за рыбой послала.
Кладовщик: Хуй тебе, а не рыбу.
Дальше все зависело от статуса Марьи Иванны. Большей частью просьба удовлетворялась (был случай, когда не понравился посыльный - велено было передать, чтобы прислали другого), но в любой заказ кладовщиком обязательно вносились ограничения, вносились по какой-то особой формуле. Разговор с кладовщиком постоянно прерывали какие-то незнакомые личности, ни до, ни после не возникавшие, которые совали кладовщику деньги и что-то забирали. Кто-то кого-то отзывал, о чем-то перешептывались. Мы в этом выступали лишь как свидетели и грузчики. Для нас выглядело, как будто склад принадлежал лично кладовщику, причем на содержимое склада играли на бирже, с резко меняющимися котировками. За некоторыми продуктами студентов не посылали, они являлись объектом переговоров сотрудников ресторана с кладовщиком тет-а-тет. Около половины наименований так и не появилось наверху - в буфетах и ресторанах, это все ушло куда-то на сторону (примером такого продукта почему-то оказался ледяной чай, ice tea - он весь ушел налево). Но вот финских соков завезено было много. Их можно было покупать и нам (если правильно помню, по 30 копеек за 0.2 л апельсинового, и по 25 - за другие, но в других был не чистый сок), ими какое-то время торговали в буфетах.
С официантами общаться было попроще - мы их не интересовали, у них была своя свадьба, свои расчеты. Помню только раз нас привлекли к делу, в котором было видно, как они работают. Стояла жара, и решено было по всей внутренней окружности Олимпийского расставить официантов (в основном девушек) с тележками с соками. Дело шло к концу игр, финские соки уже кончились, стали разливать в кувшины молдавский виноградный. Группа студентов подтаскивала со склада коробки с соками (по 4 трехлитровые банки в каждой), другая группа эти коробки развозила по местам продажи, там девушкам кто-то помогал разливать из банок в кувшины. Я был в группе выносящих со склада. В месте промежутоного сбора сидел какой-то мужик на перевернутом ящике и грустно на все это смотрел. В один раз, когда я появился со своими коробками, спросил меня:
- Парень, как тебя зовут?
- Вагиф.
- Вагиф, ты хороший парень. Давай я тебе покажу, как здесь все делают.
Мужик встал с ящика. Под ним обнаружилось несколько трехлитровых банок с водой и одна пустая. Он пододвинул к себе мою коробку и проведя несложную операцию, разбавил три банки сока одной банкой с водой. Все это равномерно разлил по банкам и спросил:
- Понял?
Я понял. Мы все поняли. Когда мужик мне это объяснял, некоторые уже были посвящены в детали этой процедуры и занимались тем же. Излишне принципиальных из нас не нашлось. Собственно, нам их игры были до лампочки. Для нас это было замечательное время, куча впечатлений, и в ОБХСС играться никто не собирался. А сотрудники ОБХСС наведывались регулярно, один раз даже довели до слез одну женщину из руководства рестораном. Видимо, обнаружилась большая недостача, и она, плача, куда-то звонила и настаивала, что, как и все, работает бескорыстно и по-партийному. Все разборки с ОБХСС завершались как-то мирно, нам оставалось только догадываться как.
Мне жуть как хотелось поговорить с кем-нибудь по-английски, но из-за бойкота игр англоязычных туристов почти не было. Великобритания приехала, но у нас был только баскетбол и бокс, где англичане не были сильны.
В спорткомплексе я еще в последний раз в советское время видел, как торгуют ананасами. Это было до открытия игр, для сотрудников. Но очередь было огромная, я не встал. Следующий раз я увидел в Москве в продаже ананасы лет через десять (а может и двенадцать).
В последние дни игр было уже как-то скучно, понимали, что все кончается, а мы все здорово провели время. Да и деньги заплатили по студенческим меркам немалые. В дополнение к сорокарублевой стипендии в месяц выходило еще рублей по восемьдесят. Почти зарплата инженера.