После встречи мне нужно было ехать в Москву, встречаться с семьей юзера
В общем, покинул я город Зеленоград, наполняемый радостью от общности взглядов. Где-то в районе Фирсановки, однако, почувствовал, что подступает и другое наполннение - продуктами переработки светлого пива "Туборг". Вначале я как-то легкомысленно к этому отнесся, но у Черной Грязи понял, что отнесся легкомысленно.
Тогда я решил заделаться своим личным Кашпировским. "Человек, - думаю, - хозяин воли. Я скажу сейчас себе спокойно доехать до конца - и спокойно доеду до конца". И сказал. И проехал еще примерно до Черкизова. После чего понял, что концепция воли нуждается в доработке. В конце концов, настоящий хозяин воли - это же не тот, кто только себе может приказать. Наивысшая сила - это управление волей других. Например, вот я сейчас скажу водителю остановиться - и он остановится.
"У меня к вам нескромная просьба, - начал я издалека, - мы вот сейчас с приятелем пива попили..."
Шофер понимающе кивнул и, притормаживая, сдал направо, к обочине.
Я вышел из машины. Передо мной, под откосом, белела снежная поляна. Неясные соображения приличия понесли меня вниз. Я сделал несколько шагов и провалился в снег по грудь. Язвительный внутренний голос что-то пробурчал насчет того, что если уж мне приспичило демонстрировать светские замашки, то положение, в котором я оказался, как раз и должно считаться наиболее предпочтительным для справления естественных потребностей - для окружающих все будет шито-крыто. Но в это время из машины выскочил водитель и начал делать завлекающие жесты - возможно, он решил, что я решил драпануть, не заплатив. Я кое-как выкарабкался из-под снега и поднялся к обочине. Там я развернулся к дороге спиной и проделал все соответствующие моменту действия.
"А ты чего побежал?" - спросил водитель, когда я вернулся в машину.
"Хотел отойти. Неудобно прямо на дороге."
"Да брось ты, - крякнул водитель, - все ссут на обочине".
Он выглядел успокоившимся. Несколько минут назад я повел себя как чужой, куда-то побежал, провалился. Но я вернулся, исправился и восстановилась наша общность. Мы ехали дальше молча, но это молчание располагало. Это было молчание понимающих друг друга людей.