"И я не вспомню ни одного человека — политика или бизнесмена — имеющего хоть какое-то представление о репутации и собственной значимости (об овощах из Питера либо ничего, либо совсем ничего), который выступил бы с какими-то словами поддержки обвинения за все время этого кафкианского процесса. Признал бы в обвинении хоть какие-то логику и смысл, какую-то политическую необходимость. Большая, между прочим, разница с первым процессом. Что это — чутье? Естественная брезгливость? Интуитивный, непреодолимый страх очевидного греха? Но ведь — никто.
[...]
У каждого диктатора, или, если угодно, авторитарного лидера есть в биографии два периода. Первый — когда обаяние силы гипнотизирует, электризует и манит к нему людей, ведет его к успеху. Потому что его воля к победе и готовность применять силу предстают окружающим в образе политической необходимости. И второй — когда окрепшая, но лишившаяся обаяния сила камнем тянет его вниз. Когда она теряет политический смысл и предстает окружающим лишь личным качеством, средством исключительно сохранения своей власти. В этот момент авторитарный лидер, собственно, и превращается в диктатора. Носителя нелегитимной силы. И даже в глазах ближайших сподвижников он превращается в некий «живой труп». Жизненно еще необходимый им, но не дающий уже никакой надежды, никакого чувства перспективы."